Жертвы двух диктатур. Трагедия советских военнопленных

Сержант Петр Астахов увидел дула наставленных на него сверху от края воронки, где он прятался, немецких автоматов. Астахов обороняться не мог: оружия у него не было. В тот последний для него бой весной 1942 года он нес на спине ящик с минами для миномета.

Hände hoch!

Он вспоминает, как на его глазах застрелился майор, отстреливавшийся до последнего патрона. "Майор приподнялся из воронки, будто собираясь в атаку, поднял руку с пистолетом и выстрелил. У него, видимо, оставался последний патрон и, не желая сдаваться автоматчикам, он застрелился у нас на глазах. Автоматчики подходили к воронке. Казалось, что остаются последние мгновения жизни. Перед глазами промелькнули с невероятной быстротой образы прошлого и лица близких, наступило ожидание безысходного конца – в этом ни у кого не было сомнений. Над нами стояли немцы и кричали: Hände hoch! Hände hoch! Когда наша группа оказалась перед автоматчиками, у нас не было сомнений, что нас расстреляют.

И вот уже все выбрались из воронки. Послышались незнакомые слова: Los! Los!, и вся наша группа, повинуясь этой команде, двинулась по дороге к мосту... Вот уже и мост прошли. Но не остановились, а пошли дальше, к видневшемуся разбитому сараю и остановились возле него. …К вечеру нас построили в колонну и двинули против движения идущих к фронту немецких частей, обоза и транспорта. И только теперь, в колонне, мы поняли, что расстрела не будет и что жизнь продолжается".

Петр Астахов из последних сил несколько дней шагал в колонне, которую гнали в лагерь, отстреливая отстававших. Спас Астахова, как и многих, хлеб, переданный им деревенскими жителями, выходившими к дороге. Солдат чудом выжил в лагере военнопленных, где сотнями умирали его товарищи. Бывшему бакинскому школьнику повезло: он хорошо рисовал, охранники заказывали ему портреты и платили едой. А потом его повезли в Германию, где он оказался в лагере Восточного министерства, откуда был отправлен на работы: сначала в крестьянские хозяйства, а потом – в строительную фирму. Астахову и группе его друзей удалось с объекта на юге Германии впятером бежать в Швейцарию.

Судьба нетипичная и типичная. В плен он попал, как и большая часть солдат, оказавшихся в Харьковском котле, не по своей вине, а потому, что Сталин в который раз вовремя не отдал приказ об отводе войск, имевших шансы выйти из окружения. Сдавались в плен и из-за внезапности атак, провального командования. Достаточно было поначалу и тех, кто, став жертвой коллективизации или репрессий, не хотел защищать сталинский режим, готов был попытаться уйти с поля боя. Из поражений начала войны и возникли огромные цифры сдавшихся в плен летом-осенью 1941 года.

Петр Астахов вытянул счастливый билет: количество погибших в германском плену превышает число выживших. По современным оценкам демографа Павла Поляна, число советских военнопленных в германском плену составляло 5,7 млн человек. Погибли 3,3 млн (или 57 %), при этом около 2 млн из них – до февраля 1942 года.

Советские солдаты сдаются в плен, июнь 1941 года

Трагедия советских военнопленных была предопределена несколькими факторами. Советский Союз не признал официально Гаагскую конвенцию 1907 года "О законах и обычаях сухопутной войны" и не подписал Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными. Это давало возможность официальным лицам нацистской Германии утверждать, что Женевская конвенция якобы не распространяется на советских военнопленных – на том основании, что СССР не является участником этой конвенции. На самом деле Гаагскую конвенцию подписывала императорская Россия, а в отношении к пленным в любом случае должны были применяться общие принципы международного права. Согласно им, пленные не могут далее участвовать в боевых действиях, убийство же безоружных или месть им не должны использоваться.

17 июля 1941 года Вячеслав Молотов официальной нотой через посольство и Красный Крест Швеции довел до сведения Германии и её союзников согласие СССР выполнять требования Гаагской конвенции 1907 года. Советское правительство предупреждало, что будет соблюдать требования конвенции в отношении Германии "лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией". Отклика с германской стороны не было. 27 апреля 1942 года СССР объявил о присоединении к Гаагской конвенции де-факто. Фактически же и Германия, и СССР не соблюдали положений этого соглашения по отношению друг к другу. Международный Красный Крест не смог провести ни одной инспекции лагерей военнопленных обеих стран.

"Немедленно стрелять в убегающего военнопленного"

Вторым важным фактором была позиция правительства Германии и лично Гитлера, высказанная еще до начала боевых действий. Берлин считал, что на Восточном фронте ведется особая война с большевизмом, к которой не применимы принципы цивилизованных стран. Утруждать себя сохранением жизни военнопленных здесь не стоит.

Гитлер заявлял: "Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьем врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность. Комиссары и лица, принадлежащие к ГПУ, являются преступниками, и с ними следует поступать как с преступниками. Политические комиссары являются основой большевизма в Красной армии, носителями идеологии, враждебной национал-социализму, и не могут быть признаны солдатами. Поэтому после пленения их надо расстреливать".

6 июня 1941 года Верховным командованием вермахта (ОКВ) был издан "Приказ о комиссарах": "Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется. После произведенной сортировки их надлежит уничтожить". Солдаты вермахта получали полное освобождение от ответственности за любое насилие, в том числе и против пленных. В распоряжении главы службы по делам военнопленных ОКВ генерала Германа Рейнеке от 8 сентября 1941 года указывалось: "Большевизм – смертельный враг национал-социалистической Германии. Впервые перед немецким солдатом стоит противник, обученный не только в солдатском, но и политическом смысле в духе большевизма. Борьба против национал-социализма вошла ему в плоть и кровь. Он ведет ее, используя любые средства: саботаж, подрывную пропаганду, поджог, убийство. Поэтому большевистский солдат потерял право на обращение с ним как с истинным солдатом по Женевскому соглашению". Все эти тезисы приводились большинством командующих немецкими армиями и группами войск через приказы. В сентябре 1941 года ОКВ был отдан приказ "немедленно стрелять в убегающего военнопленного".

В германской армии была создана система лагерей для военнопленных. Ближе к линии фронта – армейские сборные пункты и лагеря приема пленных (ауфлаг), затем – пересыльные лагеря (дулаг) и, наконец, стационарные лагеря: для рядового состава – шталаг и для офицерского – офлаг. В стационарных лагерях содержалось большое количество пленных. Например, в Смоленском шталаге – 126 было сосредоточено до 20 тысяч человек. Шталаги в Германии были включены в систему 17 военных округов, администрации каждого подчинялись рабочие лагеря и рабочие команды, численностью от нескольких десятков до сотен человек.

Фронтовые лагеря и дулаги размещались в сельскохозяйственных постройках, складских помещениях, но поначалу обычно под открытым небом на площадках, огороженных колючей проволокой и сторожевыми вышками. Позже непогода, высокая смертность и боязнь эпидемий заставила нацистов заселять советских пленных в бараки, конюшни, бывшие казармы.

По дороге в лагерь пленных чаще всего ничем не кормили. Люди питались попадавшимися по дороге капустными листьями, корнями, ржаными колосьями с неубранных придорожных полей. Воду пили из дорожных луж. Останавливаться у колодцев или просить напиться и поесть у крестьян воспрещалось. Местные жители с риском для себя передавали пленным продукты. Из Вяземского лагеря в Смоленск, например, в 1941 году из 15 тысяч человек дошли 2 тысячи, остальные погибли от голода и насилия. Практически все мемуары выживших военнопленных описывают свой путь до лагеря как дорогу страданий и голода. Играла свою роль и численность пленных, которых в вермахте не готовы были кормить. Впрочем, часто это не давали делать и местным жителям, которые готовы были спасать умирающих без еды людей.

Перевозка советских пленных, осень 1941 года

Германским командованием была взята на вооружение преступная установка Гитлера на выявление среди советских военнослужащих евреев и их полное уничтожение. Доля евреев среди военнослужащих Красной армии составляла 2,1 %, а в офицерском корпусе – 4,6%, так что применительно к военнопленным речь идет о десятках тысяч человек. Расстрелы взятых в плен евреев начались уже 22 июня 1941 года. Поиск евреев начинался немедленно уже на фронте и велся в тыловых лагерях с методичностью автоматов, став одной из составных частей нацистского геноцида – Холокоста. Акциям уничтожения способствовало то, что евреев часто выдавали немцам свои же сослуживцы. Часто военнопленных-евреев убивали на месте, в остальных случаях они отделялись от других военнопленных и впоследствии отправлялись в лагеря смерти. Почти все советские евреи-военнопленные погибли, демограф Павел Полян дает долю погибших евреев в плену – 94%.

Петр Астахов видел отбор на расстрел пленных евреев и коммунистов. "Фельдфебель вновь обратился к пленным: "Выйти из строя всем коммунистам, офицерам и евреям!" – четко звучал его голос перед затихшим строем пленных. Kommunisten, Ofizieren und Juden, – несколько раз повторил фельдфебель и видя, что строй стоит и не реагирует на его команду, обратился уже к переводчику, чтобы тот перевел следующие его слова: Es wird schlimmer… Müssen Sie sich selbst anmelden lassen.[Будет хуже для них… Они сами должны заявить об этом! (нем.).] После некоторых колебаний из строя вышло несколько человек и остановились, ожидая команды. Через минуту они направились в сторону сарая, где их ожидали немецкие солдаты. Там встали, положили пожитки на землю, поснимали верхнюю одежду и в нательном белье вошли в сарай. Их было четверо-пятеро – не запомнил.

Через несколько дней там оказалось еще несколько человек. Были среди них командиры, переодетые в солдатское, и евреи, узнать которых не составляло труда. Не знаю, что заставило этих людей добровольно сдать себя в руки лагерных властей? Может быть, надежда на то, что "добровольное признание смягчит наказание"? Но этого не случилось, расстреляли всех. Казавшийся неминуемым расстрел на передовой совершился здесь в лагере, на глазах сотен пленных, не веривших тому, что происходит. Это была та самая правда о расправах над коммунистами, евреями и комсоставом Красной армии, которую передавали сводки Информбюро".

Классифицировать и уничтожить

Курс был взят на массовое уничтожение взятых в плен заметных советских граждан, которых зачисляли в большевики. В оперативных приказах № 8 и №9 в начальника полиции безопасности и СД Рейнхарда Гейдриха 17 и 21 июля 1941 года дается указание о селекции пленных. Приказ № 8 предусматривал уничтожение всех советских военнопленных, которые были или могли быть "опасны для национал-социализма". Целью специальных команд являлась "политическая проверка всех заключенных лагеря и выделение определенных групп для их дальнейшей обработки". Среди военнопленных должны быть отобраны "все крупные государственные и партийные деятели, все народные комиссары и их заместители, все бывшие политкомиссары Красной армии, все руководящие работники центрального и среднего звена в госучреждениях, все ведущие деятели экономической жизни, советско-русская интеллигенция, все евреи, все лица, которые будут выявлены как подстрекатели или фанатичные коммунисты".

Поиски будущих жертв должны были проводиться в тесном сотрудничестве с вермахтом. Судьба их была предрешена тем же приказом: "Экзекуции не следует проводить в лагере или в непосредственной близости от него. Если лагеря находятся в Генерал-губернаторстве в непосредственной близости от границы, особую обработку военнопленных производить по возможности на бывшей советско-русской территории". Впрочем, казни в лагерях разрешались "в дисциплинарных целях". Эвфемизм "особая обработка" вполне соответствует другому термину бюрократов-палачей: "окончательное решение еврейского вопроса".

В октябре 1941 года в концлагеря стали массово переводить и убивать там отобранных в лагерях военнопленных советских политработников, были расстреляны не менее 30 тысяч человек. Документы свидетельствуют: расстрелы политработников на месте пленения проводились в вермахте во всех 13 армиях, 44 армейских корпусах и более 90% дивизий. Документально подтверждено 4000 казней комиссаров. Но это минимальная цифра. Исследователь проблемы Феликс Ремер делает вывод о 10 тысячах расстрелянных согласно приказу о комиссарах.

"Приказ о комиссарах" был отменен лишь в июне 1942 года. Командование вермахта сочло нужным отказаться от казней советских политработников на линии фронта. Было решено не убивать их на месте пленения, а отправлять в тыл, где их ждала неизбежная смерть в лагерях военнопленных

25 июля 1941 года генерал-квартирмейстер ОКВ генерал-лейтенант Эдуард Вагнер издал приказ об освобождении из плена немцев Поволжья, эстонцев, латышей, литовцев, украинцев, а затем и белорусов. Приказ действовал до 3 ноября 1941 года, когда он был приостановлен. На 1 февраля 1942 года из плена было отпущено 280 тысяч человек, отмечает демограф Павел Полян.

Основная масса советских военнопленных 1941 года до осени содержалась в лагерях на территории СССР. В это время голод, холода и эпидемии уносили ежедневно сотни жизней. Осенью 1941 года было принято решение об отправке части пленных в лагеря для работы на промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве на территории Германии, оккупированной Польши и других стран. Перемещение пленных вели как пешим порядком, так и в железнодорожных эшелонах. Опять же при перевозке людей рабочие колонны понесли немалые потери от голода и насилия. По прибытии в лагеря их руководство ставило задачу рассортировать пленных по бригадам с учетом национального состава.

Власти Германии использовали рабочие команды пленных на погрузочно-разгрузочных работах в портах и на железнодорожных станциях, на восстановительных работах, на различных тяжелых работах на предприятиях угольной и горной промышленности и металлургии. Только на территории Польши от тяжелого труда, болезней и голода погибли и похоронены более 800 тысяч советских военнопленных.

"Человеческие отбросы"

Петр Астахов вспоминал о лагерной повседневности: "Тяжелая работа, отсутствие элементарных условий бытия, болезни, голод, грязь, смертность превращали пленных в человеческие отбросы. Надежды на жизнь таяли с каждым днем. У кого были силы, тот мог работать и рассчитывать на еду. Работа была спасительной соломинкой, поддерживавшей надежды на жизнь. Но когда-то должны были иссякнуть силы! И тогда оставалась лишь одна дорога – в общую могилу… Приходилось разгружать вагоны с углем, бочки с бензином, платформы с песком и цементом, кирпич. Иногда на платформах были тяжелые ящики с военным грузом. В лагерь возвращались уставшие, грязные и, получив черпак баланды, забирались на нары до вечерней проверки, а затем — до утра. Утром все начиналось сначала. Главным событием было получение хлеба, он исчезал мгновенно, не оставляя ни единой крошки. В уме оставался еще черпак вечерней баланды. И так каждый день – от баланды до пайки – весь смысл жизни пленного".

Питание советских пленных было везде крайне скудным: нормы его выдачи были гораздо ниже норм для пленных из других государств. По мясу и жирам она составляла 50% от нормы несоветских военнопленных. Для восстановления работоспособности пленный должен был получать первые 6 недель после прибытия в стационарный лагерь до 100 граммов искусственного меда, 50 граммов трески и до 3,5 килограмма картофеля в неделю, но правила эти не соблюдались, и люди гибли от физического истощения. Несколько лучше было положение тех, кто был отправлен на работы на фермах и в поместьях: обычно питание сельскохозяйственных рабочих было минимально достаточным.

На низовом уровне уже в 1941 году военнопленных, часто принудительно, нацисты привлекали к участию в военных действиях на стороне вермахта в качестве рабочей силы по переноске и перевозке грузов и боеприпасов и разнообразного обслуживающего персонала (так называемые "хиви"). В лагерях как способ спасения от голода пленным предлагали вступление в ряды вспомогательной полиции, этнических частей, строительных батальонов и транспортных подразделений. Воспоминания об ужасах коллективизации и Большом терроре помогали созданию коллаборационистских частей. Исследователи называют разные цифры, от 1 до 1,5 миллионов советских граждан, служивших в частях вермахта, в среднем 1,2 миллиона человек воевали на стороне противников СССР. Доля военнопленных в этих формированиях составляла около 60%. Они несли караульную службу и участвовали в карательных антипартизанских акциях, репрессиях против мирного населения, что несло в себе элементы гражданской войны.

С другой стороны, в лагерях военнопленных создавались подпольные организации сопротивления, проводившие акты саботажа и готовившие побеги из лагерей и восстания. Неудачный побег из лагеря военнопленных грозил смертью или переводом в концлагерь, что также вело к гибели, тем не менее побеги совершались. Благодаря давлению подпольных структур часто успешно срывалась вербовка пленных в ряды коллаборационистских подразделений.

Одной из наиболее известных таких структур является "Братский союз военнопленных". Появившаяся в марте 1943 года в лагере советских пленных офицеров в Мюнхен-Перлахе подпольная организация создала сеть ячеек в лагерях военнопленных и более чем в 20 лагерях остарбайтеров. Ее главной целью была организация восстания в лагерях. В конце 1943 года гестапо раскрыло деятельность БСВ, все его руководители и многие рядовые члены были схвачены и казнены. Организации меньшего масштаба появлялись в лагерях регулярно, ставя своей целью не восстания, а обеспечение выживания пленных через взаимопомощь.

Советские пленные, осень 1941 года

Настоящей трагедией стали "марши смерти" узников лагерей военнопленных, перемещавшихся на запад, которые начались с наступлением Красной армии в 1944 году. Радист Дмитрий Ломоносов, взятый в плен раненым в декабре 1943 года, вспоминал пеший марш января 1945 года от польского Торуня до германского Гамбурга. "Мне выпало идти где-то около середины колонны. Иногда вдруг в голове колонны раздавались автоматные очереди, колонна останавливалась и после некоторой заминки, двигалась дальше. В стороне от проезжей части валялись трупы убитых пленных… Шли дальше от сарая к сараю, рассчитывая только на подножный корм…. Колонна постепенно уменьшалась: кто-то остался лежать и был расстрелян, кому-то удалось сбежать. Были бы силы, это можно было бы сделать легко. Утомившиеся немцы не в состоянии были обеспечить надежную охрану… Проходили через маленькие немецкие городки, большие города оставались в стороне. Их названия читались на дорожных указателях, показывающих направление и расстояние до них. Долго я помнил эти названия, теперь сохранились в памяти лишь некоторые: Kohlberg, Teterow, Schweinemünde, Schneidemüle, Greifswald, Strahlsund, Rostock... Прохожие в городках останавливались, на их лицах читались удивление и брезгливость. Конвойные прогоняли их грубыми окриками. Неудивительно, вид оборванных, истощенных, обовшивевших людей не мог не вызвать любопытства и омерзения.

В одном из городков нас загнали в большой сарай перед спиртовым заводом. В бункерах завода сварили картошку, в центре площади поставили наполненную ею телегу, на нее взгромоздился немец, поставив ноги на борта, с вилами в руках. Нас стали прогонять мимо телеги, немец черпал вилами, сколько удавалось ими зацепить, и сбрасывал в подставленные полы шинелей. Кому попадал десяток картофелин, кому - две, немцы, не считаясь с этим, прогоняли дальше. Мне повезло, попало шесть или семь крупных картофелин, сваренных так, что они потрескались, из трещин выглядывала аппетитная крупчатая крахмалистая мякоть. Очистив, съел, но показалось, что мало. В этом же сарае, прямо на бетонном полу легли на ночь. Уже к вечеру в темноте привезли солому и забросали ее в открывшиеся ворота сарая.

Шел конец января или начало февраля, ночи были морозные, хотя днем солнце пригревало, снег таял, образовывая лужи, ноги промокали и замерзали ночью еще больше. Вступили в густонаселенную часть Германии, городки и поселки шли один за другим, да и между ними по дорогам все время шли люди, часто катившие за собой тележки с кладью. …В этих условиях немцы уже не могли на глазах у своего населения расстреливать отставших, и вслед за колонной тащились несколько нагруженных "доходягами" подвод. Количество людей в колонне уменьшилось в несколько раз. Если из Торуня вышли 2–3 тысячи, то теперь оставалось не более 500 человек, включая доходяг в телегах. Сколько погибло и расстреляно в пути, скольким удалось сбежать – неизвестно. Впоследствии те, кто уцелел в этом марше, назвали его дорогой к смерти".

Неласковые объятия родины

Руководители управления по делам военнопленных нацистской Германии избежали ответственности за политику геноцида в отношении советских пленных. Единственное исключение – глава ведомства в 1944–45 году обергруппенфюрер СС Готтлоб Бергер. Решением американского военного трибунала в Нюрнберге он был признан виновным в уничтожении евреев и 11 апреля 1949 года приговорен к 25 годам тюремного заключения. 31 января 1951 года срок заключения сократили до 10 лет, а 16 декабря 1951 года Бергера освободили. Всего нацистский преступник, виновный в "маршах смерти" пленных, был в заключении чуть более шести лет.

Попавший в госпиталь Stalag X-B, расположенного у городка Зандбостель неподалеку от Гамбурга, исхудавший Дмитрий Ломоносов весил 26 килограммов. В конце апреля 1945 года лагерь был освобожден войсками союзников: "26 апреля фронт подступил вплотную. Знакомые звуки рвущихся и воющих на подлете мин и снарядов, пикирующих бомбардировщиков, фонтаны разрывов. Все это вплотную к ограде лагеря. Но ни одна мина, снаряд или бомба, пущенные с той или другой стороны, в лагерь не залетели.

Все эти три дня англичане методично и беспрерывно обрабатывали немецкий передний край артиллерийским, минометным огнем, бомбежкой и штурмовкой с воздуха. Сначала немцы отвечали им довольно интенсивно, затем их огневые средства были подавлены. 29 апреля англичане решились на атаку, шли, даже не пригибаясь, поливая впереди себя огнем из автоматов. Если еще и оставался у немцев кто-нибудь живым в полуразрушенных блиндажах, то он был оглушен и полностью деморализован от такой плотности огня…

Заключенные одного из нацистских лагерей

29 апреля 1945 года лагерь был освобожден, и ликующие пленные, разгромив проволочную ограду, вырвались на свободу. Не позавидуешь жителям прилежащих немецких селений. Изголодавшиеся русские военнопленные наверняка не очень затрудняли себя угрызениями совести, очищая от всего съестного закрома немецких бауэров. Американская военная полиция вынуждена была вскоре взять лагерь под охрану. Однако удержать людей, впервые за годы плена почувствовавших свободу, было невозможно, не применяя насилия; этого американцы не могли себе позволить. Те, кто способен был ходить, рыскали по окрестностям в поисках главным образом спиртного, так как на следующий после освобождения день уже не было и в помине недостатка в еде. Появился белый пушистый канадский хлеб, настоящее сливочное масло, натуральное молоко, в неограниченном количестве банки с тушенкой и колбасой. Последствия этого изобилия были печальны: у многих желудки не выдержали, они заболели голодным поносом, по симптомам похожим на дизентерию, и, выдержав до конца муки плена, погибли от излишеств. …Нас перевели из оккупированных клопами деревянных бараков в кирпичные благоустроенные казармы, из которых выехали англичане, и в течение недели или больше подвергли медицинскому обследованию. …8 мая объявили об окончании войны и полной капитуляции Германии. Этот день прошел почти незаметно: для нас война завершилась на неделю раньше".

Кроме мучений в плену, насилия, принудительных работ, голода и казней за малейшее сопротивление другим трагическим фактором для судьбы военнопленных стало отношение к ним властей собственной страны. Статья 193 УК РСФСР 1926 года грозила: "За сдачу в плен, не вызывавшуюся боевой обстановкой — расстрел с конфискацией имущества". Лишь в малодоступном комментарии к уголовному кодексу говорилось, что "в известных случаях обстановка на поле боя может сложиться так, что сопротивление по существу представляется невозможным, а уничтожение бойцов бесцельным. В этих случаях сдача в плен является актом допустимым и не могущим вызвать судебные преследования". Согласно приказу Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года № 270 было введено правило: "Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава". Войска призывались в окружении "драться до последней возможности", а если какая-то группа предпочтет сдаться в плен, "уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи".

Такой приказ явно подрывал доверие рядового состава Красной армии к командованию. А суровость наказаний создавала у воюющих ощущение полной обреченности, вряд ли способствовавшей выполнению своего долга. В то же время оно не могло препятствовать массовой сдаче в плен в случае безнадежных ситуаций, которые возникали по вине командования, отдававшего приказы, неадекватные обстановке маневренной войны.

Уже осенью 1941 года в СССР была создана сеть учреждений для проверки освобожденных пленных и окруженцев. В армейском тылу по постановлению ГКО от 27 декабря 1941 года были созданы "в пределах армейского тыла сборно-пересыльные пункты для бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и окружении противника, обнаруживаемых в местностях, освобождаемых частями Красной Армии от войск противника". НКВД обязали организовать для содержания и фильтрации таких лиц специальные лагеря. Поначалу было создано 10 спецлагерей. В 1942 году появились еще 22 лагеря в Вологодской, Тамбовской, Рязанской, Курской, Воронежской и других областях. По доступному исследователям отчету 1944 года, из 701 666 человек спецконтингента успешно проверку прошло более 85 %.

Согласно сводным данным с октября 1941 по март 1944 года: из 317 594 направленных на спецпроверку в лагеря НКВД и "Смерша" бывших военнопленных возвращены в Красную армию и в войска НКВД 227 618 человек (71,6 %), направлены на формирование штурмовых батальонов 8225 человек (2,5 %), переведены в оборонную промышленность 5716 человек (1,7 %), в госпитали без возвращения в спецлагеря отправлены 1529 человек (0,4 %), арестованы 11 283 человека (3,5 %), умерли во время проверки 1779 человек (0,5 %) и оставались на проверке на момент составления отчета 61 394 человека (19,3 %). Статистика показывает, что во время войны освобожденные из плена военнослужащие в большинстве случаев восстанавливались на военной службе, причем рядовые и сержанты в основном в обычных воинских частях. Представители командного состава часто лишались офицерских званий, и из них формировались офицерские штурмовые (штрафные) батальоны, где надо было "искупать вину кровью" или отбыть определенный срок в 2–3 месяца тяжелых боев. Позже из немецких шталагов хлынул поток освобожденных военнопленных – более 1,8 миллиона человек. Из них 1,2 миллиона были зачислены в обескровленную в наступлении Красную армию.

После войны

По окончании войны заработали комиссии по репатриации, - вспоминает Дмитрий Ломоносов. "Появились в лагере и офицеры - представители командования Красной Армии. На большой центральной площади городка соорудили эстраду, украшенную портретами Сталина, Черчилля, Рузвельта. На митинге, на который собралось все «население» лагеря, выступали члены комиссии по репатриации. Рассказывали о положении на родине, оперируя обычными штампами, о героическом труде, патриотическом порыве и т. д. Призывали не поддаваться на агитацию представителей капиталистических стран, обещающих всевозможные блага, а на деле стремящихся к пополнению армии рабов. Родина помнит о вас, ждет и встретит как героев, говорили они в своих речах перед собравшимися. Думаю, что их речи если и играли какую-либо роль в убеждении тех, кто не собирался возвращаться домой, то только отрицательную. Тем не менее, подавляющее большинство стремилось скорее попасть на Родину, несмотря на ходившие слухи о том, что там нас ждет осуждение и наказание за предательство, выразившееся в добровольной сдаче в плен. Через этих представителей можно было отправить письма на Родину. Написал письмо и я, сообщив, что жив и здоров, надеюсь скоро вернуться домой, хотя и не знаю, куда.

Лагерь посещали и эмиссары других стран. Приглашали в Канаду и в Австралию, обещая свободную и благоустроенную жизнь, показывали и раздавали богато иллюстрированные рекламные буклеты".

Другие пленные: немецкие военнослужащие, взятые в плен Красной армией и проведенные по улицам Москвы в сентябре 1944 года. Большинство немецких пленных вернулось на родину, последние - в середине 1950-х годов

В проверочные лагеря и спецлагеря на фильтрацию отправили более 600 тысяч человек. Из них 233 тысячи были осуждены, а 370 тысяч формально освобождены из заключения. Старшие возраста демобилизовали и отпускали домой. Дмитрий Ломоносов лечился в госпиталях, потом оказался в проверочном лагере в Польше. "Вскоре меня вызвали в спецчасть. Молодой вежливый капитан долго расспрашивал меня об обстоятельствах моего пленения, подробно записывая мои слова в протокол. Детально записал также, в каких лагерях я побывал в плену, кто может подтвердить мои слова. После этого вызова было еще несколько. Называли фамилии и имена, спрашивали, знаю ли их и что могу о них сказать. Иногда встречались знакомые имена, и я сообщал, что мне о них известно. Скрывать было нечего, все те, с кем я общался, не могли быть замараны связями с немцами или с власовцами. Вероятно, кого-то из допрашиваемых так же спрашивали обо мне, и их отзывы были приняты во внимание при оформлении моего «досье».

Часто формировались группы отправляемых на Восток, как говорилось «для продолжения службы». Но со временем стали ходить тревожные слухи. Откуда проникали эти сведения, неизвестно, но говорили, что вместо продолжения службы они вновь попадали в руки уполномоченных СМЕРШ и затем пополняли собой многомиллионное население ГУЛага. Говорили, что кто-то получил письмо от родственников, разыскивавших уехавшего на Восток и пропавшего бесследно…". Дмитрия Ломоносова в конце 1945 года проверили и зачислили в строительные войска на Кавказе, откуда он был демобилизован только в 1948 году.

Бывшие пленные, по возрасту немедленной демобилизации не подлежавшие, направлялись в рабочие батальоны "трудиться в промышленности и на восстановлении народного хозяйства". Часто это были шахты Донбасса. А с 1946 года, после ликвидации батальонов, бывших в плену не демобилизовали, а закрепили за предприятиями, без права ухода с этих принудительных работ, оставляя еще на годы в рабском положении.

Осужденные пленные находились в лагерях ГУЛАГа, с 50-х годов была создана сеть особых фактически каторжных лагерей (Озерлаг, Берлаг и др.) с тяжелым физическим трудом на шахтах и лесоповале, с полуголодным рационом питания для наказанных по политическим статьям включая и измену родине.

По инициативе министра обороны СССР, кандидата в члены Политбюро маршала Георгия Жукова было выпущено совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 29 июня 1956 года "Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей". Большая часть попавших в советские лагеря по решениям Особого совещания НКВД или судов военнопленных после появления этого документа была амнистирована по указу Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года. Бывшим военнопленным, пережившим ГУЛаг, мера наказания была снижена до фактически отбытой, и они подлежали освобождению. Позже многие из них были признаны полностью реабилитированными. Амнистия и реабилитация не касалась участников преступлений против человечности. Пребывание в плену отмечалось в анкетах кадровиков и весь советский период, до конца 80-х годов, мешало продвижению по службе.

…После службы переводчиком в Швейцарии в советской миссии по репатриации Петр Астахов вернулся в СССР. Здесь Особое совещание НКВД дало ему срок: сначала 5, а потом 15 лет лагерей, приписав сотрудничество с американской разведкой. До освобождения в 1956 году Астахов находился сначала в Воркуте, потом в Красноярске пришлось в заключении работать в шахте и на заводе. Ему в 1955 году сократили 15-летний срок заключения с заменой остатка высылкой в Караганду. Там его застала амнистия 1956 года, и он смог вернуться домой. Полной реабилитации и снятия диких обвинений в связях с американской разведкой Астахов добился через Верховный суд лишь в 1982 году. Свою историю он описал в мемуарах. Петру Астахову повезло: он выжил в аду репрессий, в отличие от миллионов советских военнопленных, которые стали в XX веке жертвами двух диктатур – гитлеровской и сталинской.